За жизнь платят кровью (СИ) - Страница 27

Наверх, к доске расписаний, мы поднялись уже всем обоими сменами, посмеиваясь и перешучиваясь.

— Мда. — Я негромко хмыкнул. — Вить, нам с тобой охрененно здорово повезло. Смотри, "Горнорудный". Его же вроде списывать собирались?

— Раздумали, после осмотра силовых конструкций. — Хмуро протянул мой сменщик. — Капиталить будут, менять обшивку и баллонеты. Но к осени. А значит точно к зимним штормам, так что мы с тобой до выхода нашего плывуна на этом старье и прокатаемся.

— Блин, когда уже на современные перейдем, все жесткачи гоняем. И "Локхид", и Комсомольск — на — Амуре уже как три года полностью перешли на трехкорпусные полужесткие. А у нас смотри, все старье собрали со всего севера. — Я провел пальцем по списку дирижаблей. Ну да, у нас моложе двадцати лет ни одного нет. Но если наш "Ростовчанин", например, после ремонта, да и уже родным стал, то "Горнорудный" отсужен за долги у кустанайской компании, и в капитальном ремонте не был лет сорок.

— Дорого менять, Вась, сам знаешь. Будут гонять до запрета госинспекцией. Пошли к медикам? — Витька развернулся, и растолкал остальных коллег.

— Пошли, отдадимся ЛАМу на растерзание. — Лаборатория летной медицины дрючила всех одинаково, и экипажи дирижаблей, и самолетчиков. Причем не делая разницы, пилот ли ты, или бортстрелок. И потому я потопал за Витькой. Никуда не денемся, будем проверяться.

— Товарищ командир, бортстрелок Ромашкин представляется по случаю назначения. — Я козырнул, глядя на сидящего за столом хмурого мужика с погонами командира воздушного судна. — здравствуйте еще раз, Никита Назарыч. — И встал около Зотова, уже доложившегося по команде.

— Здорово, некроманты. — Никита Назарыч Шустов встал, надел свою кэповскую фуражку, отличающуюся от фуражек летунов восьмигранной тульей(у пилотов самолетов круглая), и пожал нам руки. — Пошли, познакомлю с экипажем. Официально, так сказать.

В принципе, мы достаточно неплохо знаем всех в нашем авиаотряде. И воздухоплавателей, и летунов. Но традиции. По прибытию в новый экипаж обязательно доложиться, и командир представляет нас каждому члену своей команды. Традиция.

Здесь, среди авиаторов, вообще традиция на традиции и суеверие на суеверии. И сам становишься таким же после первого рейса. Ну, максимум после второго. Я, такой весь из себя крутой бортстрелок, сильнейший некромант выпуска и один из тройки лучших стрелков училища, помню, как сжался в комок при прохождении грозового фронта над Скалистыми горами. Это было что‑то, жуть неимоверная. И понимаешь, что зависит все от мастерства и чутья командира, который стоит в рубке и командует нашим воздушным кораблем, таким огромным и таким крохотным перед бушующей стихией.

Вот и сейчас, нас представили экипажу, и старпом повел нас к нашему боевому посту.

— Так, стрелки, корабль не новый, конструкция огневых точек устаревшая, пулеметы тоже совсем не новье. Но работают исправно и пристреляны в ноль. Просто, не дай бог, вести огонь короткими очередями, ясно? Не поливайте как из шланга, а то знаю я вас! — Старпом полез вверх по вытертому дюралевому трапу со стертой и торчащей лохмотьями оплеткой балясин. Мы за ним.

— Вот, ваш боевой пост. — Старший помощник показал на широкий купол огневой точки, на турелях которой с двух сторон были установлены спарки крупнокалиберных браунингов. — Знакомые машинки?

— Да. — Кивнули мы оба. И Витька ответил. — У нас на нижних огневых такие же. На верхних пушки, знаете ведь?

— Знаю. — Согласился старпом. — А потому — зубрить таблицы, и работать по "воронам". Вылетим, отработаете по шарикам.

Для того, чтобы устроить учебные стрельбы для бортстрелков особой бюрократии не разводили. Отстреливали с борта сигнальные ракеты, или запускали небольшие дроны — мишени. Или, самый дешевый способ — просто по воздушным шарикам, накачанным гелием. Их запускали с носа, и ветром их махом относило бог знает куда по самым непредсказуемым траекториям. И сбить такой шарик было весьма непросто.

— Ладно, пошли, покажу вашу каюту. — Старпом начал спускаться, и мы полезли за ним.

Внутренние отсеки были не то, чтобы запущенны. Нет, за ними следили, просто они были старые. Вытертые дюралевые пайолы под ногами, стертая краска, проведенные поверх основных дубли связи и питания (чтобы заменить основной кабель надо здорово покорячиться, проще бросить поверх дублирующий, и прихватить его к основному стяжками). Ремонта, даже среднего, "Горнорудный" не видел очень давно. Гоняли его и в хвост и в гриву, но деньги не вкладывали.

Впрочем, ограждения проходов, сделанные из алюминиевой сетки — рабицы, были целыми, со стороны баллонетов забраны плотным брезентом. Все трапы целы, освещение исправно. Вроде, на первый взгляд корабль не нов, но вполне работоспособен.

— Так, ваша каюта. — Старпом открыл ключом тонкую дверь из пробки на дюралевом каркасе. — Осваивайтесь, бойцы. Сегодня заселяйтесь и свободны, завтра изучение корабля, отработка стрельб в холодную, знакомство с экипажем.

— Ну, могло быть и хуже. — Заметил я, осматривая крохотную, всего два на три метра, каюту. С одной стороны диван, и откидная койка. С другой вешалка, откидной стол около иллюминатора, пара дюралевых табуреток.

Динамик боевого ретранслятора, колонка бортового радио с щелчковым переключением каналов, забранные решеткой светильники, красный фонарь аварийного освещения.

Вытертый линолеум палубы, когда‑то темно — синий, сейчас просто пегий, светло — синие переборки и подволок. Крохотный санузел, с умывальником. Душевая и клозет, судя по всему, общие на палубу. Выглянув в коридор, я увидел их через пять кают. А вот это неплохо, меньше духняности.